Читать книгу "Курган 2. Лесные Боги  - Сергей Байбаков"

Ведь это они, старейшины вендских родов, не столь уж давно — не то что по меркам богов, а даже по людскому летоисчислению — постановили выделить у истока Ледавы место. Пусть на нем будет построена крепость и сотворено окрест нее небольшое княжество. Благо весь народ в альтидских землях издавна говорил на одном наречии; все, так или иначе, доводились друг другу хоть и отдаленной, но роднёй: все чтили одних богов. Все они были альтидцами… И у всей Альтиды был один враг, окружающий великую страну с трех концов света. И прозвание этому врагу было простое — внешний мир.

Там, во внешнем мире, за пограничьем, люд безжалостно уничтожал друг друга. И делал это, как правило, безо всякой на то причины. Все грызли всех и вся. Сильный пожирал слабого. Слабый огрызался и пытался пожрать сильного. Иногда это удавалось. Во внешнем мире шла нескончаемая бойня. Во внешнем мире властвовала жестокость и корысть. Про любого, мало-мальски удачливого завоевателя говорилось, что жестокость, с помощью которой он стяжал победу, сродни звериной.

Почему-то считается, лесное зверье жестоко. Но это совсем не так: дикий зверь, принадлежащий к одному роду не убивает своих сородичей. Лишь в океане стремительные акулы в своей ненасытности пожирает все, что окажется близ ее зубастой пасти. Вот и во внешнем мире люд был сродни акулам: все воевали против всех. Там постоянно, то тут, то там вспыхивал пожар войны. Вот и выходит, что самое жестокое зверье — человек. Во внешнем мире даже самые захудалые властители, державшие под рукой сотню — другую воинов, безжалостно рвя друг-друга, всегда зарились на богатую Альтиду. И им в мечтаниях мнилось ухватить от нее жирный, или не очень, кус. Лишь бы ухватить, хоть что-нибудь, хоть как-нибудь. Лишь со стороны полуночи, из мрака вековых льдов и царства холода, никто не угрожал альтидским землям. Вот потому, со стороны заката, мощная крепость в истоке Ледавы была необходима. Вендские старейшины это понимали. И виннетский князь никогда не забывал, на чьих землях основано его княжество….

Надежды виннетского князя Молнезара оправдались — молодой вендский охотник Велислав стал лучшим воспитателем его сына: Добромил рос настоящим охотником, воином, мужчиной. А полсотни вендских охотников, под предводительством Велислава стали для маленького княжича такой внушительной охраной, какой мог бы позавидовать иной, совсем не бедный иноземный властитель — содержащий для этой цели не одну сотню воинов…

ГЛАВА 4

О некоторых чудесах, с которыми столкнулись вендские охотники в своем родном доме — лесу

На узкой глухой звериной тропе под копытами коней хрустели сухие сучки. Влажная, истоптанная лесными жителями земля в низинах хищно чавкала. Венды поднялись на сухой пригорок. Над ближним кустарником, всполошась, закружила хохлатая сойка. Хохолок у птицы вздыбился. Перья затопорщились. Тревога! Птица искала для разора птичьи гнезда, и всадники отвлекли ее от этого важного занятия.

С вершины ближней сосны послышались тревожные щелканье и цоканье. Это ругалась белка. Наверно, где-то рядом ее жилье. Смышленый зверек отвлекал или пытался увести непрошенных гостей подальше от гнезда. Добромил, поискав глазами, увидел высоко на дальней лиственнице искусно сплетенное из веточек беличье гайно. Мальчик чуть улыбнулся: «Не бойся, никто тебя бить не будет. Ни к чему… Весенний мех — он цены не имеет. Вот зимой — другое дело. Выводи спокойно своих бельчат. Живи без опаски. Однако — всех распугаем. Эка как шумим! Небось, на весь лес слышно — мы идем». Незаметно для себя мальчик научился видеть мелочи; думать как заправский охотник. Еще бы! С такими наставниками всему научишься.

Прозор, едущий, как и положено предводителю — впереди, увидел меж деревьев просвет: небольшую, залитую солнечным светом поляну. Видимо заметив, или услышав, там что-то необычное, он поднял руку: призывая к вниманию и тишине. Обернувшись к спутникам, Прозор, чуть качнув головой, стрельнул глазами в правую сторону. Затем, плавно поведя туда рукой и приложив палец к губам, сделал страшные глаза. Чтоб его спутники — чего доброго! — не вздумали каким-нибудь необдуманным возгласом обнаружить себя. В основном это относилось к Добромилу. Борко и Милован знают, как надо вести себя в лесу, а Любомысла трудно чем-либо удивить. За долгую жизнь старик и не такое видел.

Тур средь ветвей возник призрачным видением. Задрал голову с острыми, слегка изогнутыми рогами. Утробно и густо замычал. Эхо покатилось по лесу. Слева, из-за отдалённых темных сосен, на его зов выскочил второй бык, громко треща сучьями. Он был чуть поменьше первого — и туловом, и рогами. И отваги у него пока было не так уж и много. На чужую землю его привела дерзость и желание обладать своей первой самкой. Пришлый тур остановился, заревел…

Краткий миг быки стояли неподвижно, буравя друг-друга пристальным взглядом. Затем разом ринулись вперед, выставив крутые лбы и острые рога. Копыта взрыли землю. Туры бежали так, что гулко содрогалась земля. Из-под ног комьями вылетали обрывки мха и дерна. Помнилось, что от скрестившихся в схватке рогов брызнули искры. Бой длился недолго. Молодой тур с позором бежал. Его победил, напугав ревом, хитрой хваткой и прытью более опытный, искушенный в боях матерый бык.

Еще не один год он с отвагой будет охранять свои владения, отваживая незадачливых и неискушенных в битве соперников. Вдали послышался глухой рев — это самка призывала победителя. С шумом прогнав сквозь ноздри струи теплого воздуха, лесной великан скрылся меж деревьев.

— Ух, — выдохнул Добромил. — Вот это да!

— То-то, — ухмыльнулся довольный Прозор. Еще бы, схватку любимцев богов не каждый раз увидишь! — А вы чего за ножи похватались? — богатырь порицающе цыкнул на молодцев. Борко и Милован в самом деле сжимали, поигрывая пальцами, рукояти длинных боевых ножей и горящими глазами смотрели в сторону, где скрылся гордый великан. Лица парней были печальны: ушла знатная добыча. — Аль не знаете, что по весне тура не берут! Весна — это пора любви. Вот в другое время — пожалуйста. Принесите требы великие, попросите дозволения у Дивы. Мол, богиня, прости нас неразумных — хотим твоего слугу добыть. Поизносились, и пояс турий нам нужен, чтоб все нашу отвагу видели. Берите по ножу и в лес. Ну а кто победителем выйдет, так то никому не ведомо. Сами видели, каков он в бою — тур. Проворства не меньше нашего, а уж си-илы… — зажмурив глаза, протянул Прозор.

Предводитель пришел в благодушное настроение. Битва лесных великанов запала в душу. Забылись и ночные передряги, и мертвый берсерк, что на белый свет наглядеться не мог, глазами медяки спихивая. Прозору захотелось поговорить, благо никакой опасности поджидать не приходилось. Бой туров распугал все зверье на многие версты вокруг.

— Хочешь, княжич, расскажу, отчего по тем, кто по лунной дорожке на Велесовы пастбища ушел, печалиться не надо? Ты знаешь нашу притчу?

— Какую притчу? — полюбопытствовал Добромил. — Любомысл мне много всяких сказов и преданий рассказывал. Скажи, может и знаю.

Княжеский наставник усмехнулся. Ну-ну, сейчас Прозор загнет что-нибудь этакое! Не с его косноязычием только притчи да байки рассказывать. Нет, его друг, конечно, умеет и складно толковать, и болтать о чем угодно, и повеселиться, когда для веселья причина есть. Но вот притчи? Это что-то новое. Чтобы сказы сказывать, надо чтобы голос как лесной ручеек журчал да убаюкивал. А в иных местах повышать его надо, чтоб бурным потоком грохотал. Чтоб пугались, те кто слушает, переживали… А вот Прозор? Ну никак зычный голос дружинник не был схож с тихим водным перезвоном. Водопад бодрящий со стремниной — это пожалуйста, а вот убаюкать? Добро — пусть говорит. Послушаем. Может и развеет княжича, отрешит от тяжких дум. Любомысл-то видел, что отрок хоть и улыбается, но печаль порой омрачает его лицо. И причину этому старик знал — княжич о погибших друзьях тоскует.